– Ругаться стали, – рассказывает Евгения. – Не поверите, но я часть зарплаты у него отбирать начала. Иного выхода не видела. Хотел и брак сохранить, и чтобы муж изменился. Не сразу поняла, что ему на меня и Даню всегда наплевать будет. Его семья – мать и сестра, они – самые родные и близкие, он у них единственный мужчина, надежда, опора и далее по списку.

Несколько лет назад справедливость восторжествовала: Козлофазер скончался под забором, всеми забытый и брошенный (нет). Трехкомнатной обителью зла наследники первой очереди, Илья и его сестра под чутким руководством матери, не побрезговали.

– Он от всего отказался, – рассказывает Евгения. – У нас ничего не было, и он от всего отказался. Золовка замуж собиралась, ребёнка ждала. Илья решил, что обойдётся без половины квартиры и без денег, ещё счёт был на полмиллиона. Всё сестре отдал. Я у него спросила: почему жильё будет у её ребёнка, а не у нашего? Он обещал, что у Дани всё будет. Когда? Да никогда! Мы три раза начинали на квартиру откладывать. Три! Жильё у нас не появилось, зато золовка стала обладательницей машины, свекровь поменяла кухню, а лучший друг Ильи получил хороший подарок на свадьбу. Круто мы откладывали.

Состоялся развод с возвращением к девичьей фамилии. Родственницы Ильи выводы сделали и поздравили своего героя с избавлением от меркантильнейшего исчадия ада.

– Сказали, что я на квартиру заглядывалась, а Илья меня обломал, за что я его не простила, – рассказывает Евгения. – Наследство сыграло свою роль, но это была роль даже не второго, а третьего плана. Я устала ждать. Устала смотреть, как Илья думает и заботится о ком угодно, кроме меня и Дани. Я не чувствовала себя женой и любимой женщиной, я чувствовала себя самой дальней родственницей, чье имя красовалось на самой последней позиции списка приоритетов Ильи.

Делить во время развода было нечего. Только если Даню, но Илья не стал на него претендовать. И, разумеется, Евгения не могла просто так уйти от такого хорошего Ильи, точно к любовнику переметнулась, – так решила мать Ильи.

– Это было безобразно, – рассказывает Евгения. – Меня в чем только не обвинили: Даню нагуляла, рога у Ильи ветвистее некуда, мне только деньги нужны были, развод – месть за непринятое наследство… Они определиться не могли: всё-таки любовник или злость из-за наследства? Поэтому всё в кучу свалили.

Евгения получает алименты, в зависимости от сезона это от 30 до 60 тысяч рублей. Женщина работает, Даня учится в школе. Живут они в ипотечной квартире, на платежи за которую Евгения с каким-то особым удовольствием тратит алименты.

– Илья с сыном не общается, – рассказывает Евгения. – А зачем? Даня – ни мать, ни сестра, ни даже хотя бы лучший друг. Подумаешь, какой-то там сын. Мне много чего говорили, когда мы разводились: и как отец Ильи помру, и сопьюсь, и обратно приползу. Только то, что мы с сыном хорошо живём, это факт. Сама удивляюсь: разве это нормально, когда с мужем и всей его зарплатой финансово всё было намного хуже, чем без мужа и только с частью его заработка?

У Ильи, если судить по слухам, свой угол так и не появился. Живёт он с мамой, помогает сестре, брак которой скоропостижно распался, воспитывать ребёнка. Про Евгению если и вспоминает, то никто об этом не слышал. Зато о Дане мужчина систематически упоминает.

– Мне передали, – рассказывает Евгения, – слова бывшего мужа о Дане. “Скорей бы ему 18! ” Вот согласна, скорей бы: ипотеку к тому времени выплачу, сына выращу, и ещё половина жизни впереди будет. А у бывшего мужа что? Он разве из рабства освободится? Да кто ему вольную даст? Мать? Сестра? Не смешите, они на нём до последнего ездить будут. Записано со слов Евгении и Анастасии.